Хтонь наступала. Атавистические варварские ритмы, обрушивающиеся на ошеломленную аудиторию, пробуждали запрятанные глубоко внутри инстинкты. Рев меди, грохот шести тамтамов, соединенный вопль шести голосов, несущихся из динамиков, звуковые волны огромной амплитуды и высоты, накатывающие раз за разом, шокировали запредельной, на грани возможного, громкостью.
А начался концерт с пронзительных – на разрыв аорты – криков чтеца, Грэхема Ф. Валентина. В судорогах его изломанного тела, в выпученных, полных боли и отчаяния глазах запечатлелся, кажется, весь древний ужас человечества перед силами природы и произволом жестоких богов.
Нельзя объять Бременский фестиваль
На нем поют оперу, играют церковную музыку и дают концерты – иногда даже одновременно
На сцене Большого зала Берлинской филармонии сидел во всей красе Оркестр Баварского радио, срочно вызванный ради «Тутугури» из отпуска. С огромной махиной, где только ударных установок стояло шесть штук – не считая четырех гонгов, расставленных в акустически важных точках зала, – управлялся субтильный, хрупкий на вид и весьма рафинированный по своим музыкальным предпочтениям Даниэль Хардинг, который провел музыкальное действо – точнее, замысловатый музыкальный ритуал, смыкающийся по силе воздействия с магическими обрядами майя, – не просто перфектно и уверенно: он сумел добиться того, что рваная, ежесекундно рассыпающаяся в клочки и снова собирающая себя по атомам музыкальная материя одного из самых грандиозных и впечатляющих опусов Вольфганга Рима на глазах обретала поистине романную увлекательность и слитность.
Раннее сочинение Рима, написанное в 1982 г., основано на Poeme Dance и радиопьесе Антонена Арто «Обряд черного солнца», в которой французский поэт-сюрреалист отразил личный опыт, полученный им во время экспедиции в Мексику в 30-х гг. прошлого века. Арто изучал обряды племени тарахумара и проникался образами галлюциногенной пейотль-культуры. Один из разделов «Тутугури» Рима, изначально писавшегося как балетная музыка, так и называется: Peyotl-Tanz. И танцевальные ритмы в «Тутугури» чрезвычайно важны.
Восток и Запад
Исполнение «Тутугури» стало вкладом фестиваля в продолжающийся перекрестный год культуры Мексики и Германии. Мексиканский дискурс в программе продолжат Concerto Seraphin Рима в исполнении французского Ensemble Intercontemporain и композиция Эдгара Вареза Ecuatorial, основанная на текстах из книги майя Popul-Vuh в исполнении ансамбля MusikFabrik.
Но не только; гораздо важнее и значимее в опусе та пугающая стихия нерасчлененной витальной энергии, которая несется, сметая и сокрушая на своем пути жалкие остатки рационализма. «Тутугури» Рима по своему магическому накалу совершенно иррациональная вещь, апеллирующая к темным безднам ритуального прошлого человечества. В ней Рим умело направляет коллективное бессознательное аудитории в нужное автору русло.
«Эта музыка должна прийти к нам в своей естественной необработанной форме, такой, какая она есть, – грубой, обнаженной. Она должна стать криком», – писал Рим в давнишней авторской аннотации. И хотя в этом опусе Рима то и дело чудятся стравинизмы «Весны священной», а то и ранний Барток, ему удалось создать свой стиль, весьма своеобразный. Музыка пришла, захватив сознание на два с лишним часа; не отпускала ни на минуту, заражая дикими ритмами и оглушая предельным фортиссимо.
Рим писал «Тутугури» молодым – и дал себе волю, выпустив на свет джинна безумно отважной и дерзкой энергии творчества, и тот пошел плясать свой безумный dance macabre, создавая и тут же разрушая музыкальные миры. Космогонические звуковые взрывы следовали один за другим; казалось, Вселенная разлетается на атомы. Лязгающий металл и треск деревянных трещоток сменялись оазисами хрупкой, невозможной тишины. Мускулистые реплики группы контрабасов – прозрачными посвистами скрипичных флажолетов. Нервное остинато флейт-пикколо вдребезги разлеталось под громовыми ударами двух молотов.
Фестиваль Руртриеннале-2016 сводит воедино индустриальную эстетику и изящные искусства
А сами искусства заставляет активно взаимодействовать друг с другом
Первые две части «Тутугури» написаны для исполинского состава оркестра, продолжительность их – около полутора часов. Вторая часть заканчивается жалобным плачем человека над разрушенным миром. Скорее даже – стоном, поскуливанием, ибо слов уже нет, остались лишь животные звуки, тварная, неизбывная печаль перед лицом вечного Ничто.
Третья часть написана только для перкуссии; шесть великолепных ударников баварского оркестра показали высочайший класс. Глаз было невозможно оторвать от их рук, которые мерно и ритмично вращались, подобно маховикам небывалого механизма. Устрашающий продолжительный грохот, то стихающий, то вновь набирающий силу, увенчался соединенным звоном шести тарелок; звуковая волна пронеслась по залу, ошарашивая, сбивая с ног.
Стоит ли говорить, что овация видавшей виды берлинской публики могла соперничать с самыми громкими моментами «Тутугури».
Берлин
